Фото: Павел Смирнов
В гости к Насте Сениной, хозяйке школы Хинди Гуру, просветительнице и продвигательнице Индии в России, зашёл удивительный человек. В этом интервью - рассказ Ульяны Подкорытовой об арт-резиденции в долине Кулу, где ей посчастливилось пожить в доме семьи Рерихов.
Ульяна - мультимедийная художница, сотрудничает с галереями MYTH и XL, она была резидентом Мастерских музея Гараж, также её работы выставлялись в Манеже, ММОМА и Винзаводе.
В мае 2025 года в MYTH пройдёт русско-индийская выставка, на которой будут представлены работы Ульяны, вдохновленные прошедшей поездкой.
Поговорили о том, что интересного Ульяна нашла в Индии и как прошла её арт-резиденция.
Настя. Ульяна, привет! Расскажи про индийскую арт-резиденцию, как ты туда попала и что это был за проект?
Ульяна. Привет, Настя! Я очень рада знакомству с Хинди Гуру, приятно налаживать кросс-культурные мосты между людьми из разных сфер, потому что художники часто зависают преимущественно в арт-среде.
Здорово, что я благодаря профессии могу путешествовать по резиденциям. Это своего рода мастерские, места для исследований или проектов, которые можно получить по гранту, конкурсу или договоренностям и таким образом работать над своими идеями, выставками, иллюстрациями, музыкальными проектами практически в любой части мира, потому что существует огромная сеть резиденций, общемировая мастерская.
Я работаю с несколькими галереями. Одна из моих любимых галерей MYTH, предоставила мне такую возможность, познакомив с меценатами Екатериной и Андреем Теребениными. Они занимаются коллекционированием тканей, интересуются современным искусством, много путешествуют (прим. ред. познакомиться с их работой можно тут). Екатерина и Андрей приходили ко мне на выставку и предложили организовать резиденцию для российских художников в Индии, а индийских художников привезти в Санкт-Петербург, где они смогут пропитаться культурой, а потом создать нечто общее.
Настя. Расскажи про арт-сцену Дели. Для людей, которые увлечены искусством в России, кажется, что Индия — это черная дыра, где либо ничего не понятно, либо ничего не происходит.
Ульяна. В Дели есть, конечно, проблемы, потому что мы, московские люди, привыкли каждый день видеть огромное количество мероприятий, галерей, открытий, выставок, спектаклей. Я не стала экспертом по Дели, но там все несколько грустно в плане больших музеев. Приходишь — и можешь встретить глубоко винтажные экспозиции, при этом культурный пласт велик и для изучения вековой истории множество информации.
Мне импонирует то, что в отличие от Москвы, художники и кураторы чувствуют себя более-менее свободно в Дели. Также достаточно заметно, что люди, которые занимаются искусством, находятся в привилегированном положении по отношению к другим социальным слоям населения. Меня поразило, что в одной из мастерских я встретила молодых девушек, работающих не только клинерами, но и помощниками. Я не могу представить себе, что в моей мастерской в Москве убираются три моих ровесницы и подают гостям угощения. В Дели мне удалось познакомиться с Тунти Чаухан (прим. ред. основательница и директор Threshold Art Gallery в Дели, работала вместе Теребениными над выставкой «Индия. Отражения» в Москве). Меня пригласили на уютный ужин, который организовала Тунти. Галерея находится на первом этаже, а на втором или на третьем она живет сама. Вокруг летают попугаи, всё очень красиво, и радушные люди, всем интересно про тебя узнать.
Я глубоко изучаю фольклор и антропологию и всегда буду топить за то, что история нашего языка, сказок, этнография — это не клюква, не балалайка и не плохой синтетический сарафан. Это огромный, очень интересный пласт, который на какое-то время на территории contemporary art в России был позабыт. А индийские художники как раз идут по этому пути. Несмотря на то, что у них тоже много дигитального искусства и классно развита сфера 3D, они всё равно обращаются к коренному фольклору, к национальному орнаменту, работают с миниатюрой.
У Аниндиты Бхаттачарья потрясающие работы с современными сюжетами, основанные на крафтовом искусстве. У Аниша Капура Индия тоже считывается в цветности работ, например, но в меньшей степени.
Настя. Меня задела мысль по поводу неактивной культурной жизни, которую ты заметила в Дели по сравнению с Москвой, поэтому предлагаю свою трактовку.
Во-первых, в музеи не стоит ехать в мае, потому что это мёртвый культурный сезон. Все основные выставки и открытия начинаются после завершения сезона дождей, то есть в августе-октябре.
Во-вторых, если хотите смотреть классное современное искусство, то я бы советовала ехать не только в Дели, а в региональные центры. Именно там локализованы интересные художники, классные галереи. Дели — скорее туристический хаб и перевалочная площадка для того, чтобы искать что-то еще.
В-третьих, концепция музея для Индии, в принципе, нова. Музеи появились не так давно, поэтому индийцы не до конца разобрались в том, как они работают и как это применить к местной практике. У приезжающих за современным искусством будет такое ощущение, что ты попал в другую вселенную, и оно как-то здесь по-другому работает.
Но давай перейдем к самой интересной теме: к моменту, когда ты приезжаешь на север Индии и начинаешь жить в доме Рериха.
Ульяна. Я попала в долину, овеянную бесконечным количеством мифов. Потрясающий опыт жить в доме, которому больше 150 лет, и находиться среди вещей, принадлежавших когда-то известной семье, смотреть на священные экспонаты. Я не имела права садиться на определенное кресло, например, потому что на нем периодически восседает привидение одного из махатм (прим. ред. здесь - духовных учителей), с которым общалась Елена Рерих. Также я не могла подходить к одному таинственному уголку в доме, потому что в нем иногда появляется чаша Будды. В общем место, окутанное мистикой, волшебной природой и потрясающим воздухом. Каждый день к тебе в окно стучится обезьянка или четыре ворона. Местные жители приносят фрукты, угощают, разговаривают.
Я много пою, когда озвучиваю свои видео, и мне повезло, что я попала в долину Кулу, потому что здесь существует традиция музыкального гостевания. И я попала сюда в тот период, когда на улице бесконечно звучали песнопения и оркестры. Моим основным исследованием было бесконечное встраивание в толпу и чувствование коллективного музыкального тела.
Меня впечатлило интервью художницы Марии Фаворской, дочки Владимира Андреевича Фаворского (прим. ред. В.А.Фаворский - ректор ВХУТЕМАС в 1923-1926 гг.). Её спросили, чем современная Москва отличается от Москвы энного количества лет назад, и она сказала, что город перестал петь. В конце 60-х и в начале 70-х годов пела Марьина Роща, пели Сокольники, люди ходили с венками. Сейчас мы телесно существуем порознь, продолжением наших конечностей стали смартфоны, компьютеры, машины.
А в Индии общее “живое тело” до сих пор не потерялось. Если вы хотите его прочувствовать, если вам одиноко, то эта страна как раз для того, чтобы понять, что такое раствориться в общем потоке. Вы все время соединяетесь с толпой в музыкальных процессиях. Когда приезжаешь в Индию, то сначала дико от того, что в автобусе все тебя трогают, а под конец путешествия прикосновения становятся приятными. Ты начинаешь существовать в другой степени тактильности, это очень интересно.
Настя. Можешь провести интересные параллели Русским Севером и Индийским Севером?
Ульяна. Я выросла в Абрамцеве, где была создана одна из первых российских крестьянских мастерских и резиденция. Там же был выработан эклектичный художественный стиль, связанный с фольклором, ставший ловушкой, в которую попали много разнообразных архитектурных городских стилей - и костромской, и севера России. Я вдруг неожиданно обнаружила близнеца этого веяния в маленьких гималайских деревнях: очень похожие деревянные избушки и архаичная мебель.
В сети есть байка, что старорусский язык и санскрит имеют общие корни. Разговаривая со своими индийскими друзьями, не обнаружила, точных доказательств этому. Но во время моего первого путешествия в Индию, пятнадцать лет назад, мне бросилось в глаза то, что есть большое количество слов, которые я понимаю. Всё-таки языковое родство у нас есть, недаром русский язык относится к индоевропейской языковой семье и больше я в этом убедилась, когда начала изучать северных сказителей.
У мадам [Ольги Эрастовны] Озаровской, которая была правой рукой Менделеева и изучала северный фольклор, есть книжка «Пятиречие» о пяти великих реках, которые сливаются на российском Севере. Люди из пяти регионов собираются на бережку и пять дней рассказывают сказки. Возвращаясь к индийскому фольклору, вспоминаем про Пенджаб (прим. ред. название региона с языка урду переводится как «Пятиречье»), в Махабхарате тоже рассказывается о пяти великих реках.
У нас есть птицы сирин и алконост, которые можно встретить в каждом музее Индии, — огромная птица Гаруда, с крыльями, женского облика, это яркий образ, с которым я тоже работаю.
Один из известных индийских богов, бог грома — это Ильяна (прим. ред. скорее всего, имеется ввиду индуистский бог, более известный как Ила), а у нас есть [Пророк] Илья. Поскольку меня зовут Ульяна, людям часто слышалось «Ильяна» и все думали, что я громовержец, и мне нравилось. Хорошее имя!
Настя. Чем конкретно ты занималась в арт-резиденции? Как устроен день художника?
Ульяна. Я вставала очень рано, брала с собой две деревянные палки и шла в горы, было очень тяжело! Я не супер-спортивный человек, но нужно было выпасть из реальности и погрузиться в некий экзистенциальный кризис, хотелось заснуть в полном одиночестве наедине с водопадом в палатке.
У меня появлялись странные придорожные друзья: кого-то всегда встречала в состоянии хождения (незнакомые люди,молодые хозяева кафешек, йоги, возрастные музыканты, которые потом брали меня с собой в походы). Они ничего от меня не хотели, это были проводники, с которыми мы путешествовали по монастырям, гуляли.
Моей задачей было общаться, стараться чувствовать язык на звуковом плане. Мне очень нравится цитата Набокова из «Защиты Лужина», когда герой ходит по саду и очень много раз говорит слово «георгины», в какой-то момент смысл улетучивается из слова. Я хотела также проникнуть в язык и слушала предгималайский диалект огромное количество раз. Какие-то слова уже выучила, но мне было важно музыкальное ощущение языка.
А ещё был жесткий спорт — после плоского города, где мы привыкли ходить по твердому асфальту, вдруг попадаешь в места, где нет ни одной прямой дороги. Ты всё время карабкаешься вертикально, и начинает запускаться сердце. За счёт этого происходит раскрытие сознания, потому что сложная физическая тренировка открывает другие грани восприятия окружающего.
Настя. В одном из твоих интервью я читала про концепцию косизма, которая тесно связана со знакомой многим почитателем Индии концепцией космизма. Откуда вырос косизм и как он связан с космизмом?
Ульяна. Я думаю, что с косизмом в Индии нет проблем, потому что самая популярная прическа у женщин это огромная длинная коса, как и в России. Если мы обращаемся к североиндийской традиции, там и мужчины с косами ходят, очень красиво!
Вообще косизм — это шутка, и она выросла в результате моей первой выставки «Косая» в 2016 году. Я подумала, что космизм одно из самых популярных российских культурно-философских течений, которые вспоминают люди, живущие на Западе. Но российские космисты, Циолковский, Федоров, Чижевский — это мужчины. Я подумала, что нам нужно сделать ответочку и убрала букву «М» — слово «космизм» превратилось в «косизм», и вдруг вокруг этого стала разворачиваться забавная мифология.
Если мы не будем брать ритуальные вещи, связанные со свадьбой, со смертью девушки и рождением женщины, есть много коннотаций магии косы. Коса связана с цифрой три, в русском языке и в индийском (прим. ред. по всей видимости, имеется в виду один из местных диалектов) оно звучит одинаково, мне нравится: три — это три.
Настя. Зачем ты хотела бы вернуться в Индию?
Ульяна. Посетить Раджастан и посмотреть уличный театр. Лет пятнадцать назад я смотрела документальный фильм про него — «Эксцентрический частный театр Махараджи из Удайпура» Вернера Херцога, он меня до сих пор не отпускает.
Кстати, моя любовь к Индии проснулась после фильма «Latcho Drom» Тони Гатлифа. Режиссёр занимается цыганской культурой, и он снял художественно-документальный фильм о путешествии цыганства: весь путь от Индии до Северной Ирландии. В этом фильме не разговаривают, только поют, и там очень много танцев. В нём большая и яркая индийская часть, которая захватила меня полностью.
Никогда не была фанатом Болливуда, но сейчас забавно и интересно смотреть некоторые картины, может быть, как раз из-за музыки. Мне нравится понимать ментальность через общение с людьми. Это связано с музыкальностью или тактильностью, когда твое тело по-другому реагирует на речь. Слово «нет» в Индии может произноситься не так, как в России, «да» — это как будто бы «нет», «нет» — как будто бы «да». Ты всё время путаешься, и кажется, что люди слишком мягкие или ты их как-то не так понимаешь. А потом втягиваешься в общее движение, как в танец, и больше понимаешь пластику и менталитет людей.
Но это всегда происходит после общения. Невозможно изучать культуру, если у тебя внутри нее не появился друг. Стоит обязательно ехать и болтать больше.
Ульяна - мультимедийная художница, сотрудничает с галереями MYTH и XL, она была резидентом Мастерских музея Гараж, также её работы выставлялись в Манеже, ММОМА и Винзаводе.
В мае 2025 года в MYTH пройдёт русско-индийская выставка, на которой будут представлены работы Ульяны, вдохновленные прошедшей поездкой.
Поговорили о том, что интересного Ульяна нашла в Индии и как прошла её арт-резиденция.
Настя. Ульяна, привет! Расскажи про индийскую арт-резиденцию, как ты туда попала и что это был за проект?
Ульяна. Привет, Настя! Я очень рада знакомству с Хинди Гуру, приятно налаживать кросс-культурные мосты между людьми из разных сфер, потому что художники часто зависают преимущественно в арт-среде.
Здорово, что я благодаря профессии могу путешествовать по резиденциям. Это своего рода мастерские, места для исследований или проектов, которые можно получить по гранту, конкурсу или договоренностям и таким образом работать над своими идеями, выставками, иллюстрациями, музыкальными проектами практически в любой части мира, потому что существует огромная сеть резиденций, общемировая мастерская.
Я работаю с несколькими галереями. Одна из моих любимых галерей MYTH, предоставила мне такую возможность, познакомив с меценатами Екатериной и Андреем Теребениными. Они занимаются коллекционированием тканей, интересуются современным искусством, много путешествуют (прим. ред. познакомиться с их работой можно тут). Екатерина и Андрей приходили ко мне на выставку и предложили организовать резиденцию для российских художников в Индии, а индийских художников привезти в Санкт-Петербург, где они смогут пропитаться культурой, а потом создать нечто общее.
Настя. Расскажи про арт-сцену Дели. Для людей, которые увлечены искусством в России, кажется, что Индия — это черная дыра, где либо ничего не понятно, либо ничего не происходит.
Ульяна. В Дели есть, конечно, проблемы, потому что мы, московские люди, привыкли каждый день видеть огромное количество мероприятий, галерей, открытий, выставок, спектаклей. Я не стала экспертом по Дели, но там все несколько грустно в плане больших музеев. Приходишь — и можешь встретить глубоко винтажные экспозиции, при этом культурный пласт велик и для изучения вековой истории множество информации.
Мне импонирует то, что в отличие от Москвы, художники и кураторы чувствуют себя более-менее свободно в Дели. Также достаточно заметно, что люди, которые занимаются искусством, находятся в привилегированном положении по отношению к другим социальным слоям населения. Меня поразило, что в одной из мастерских я встретила молодых девушек, работающих не только клинерами, но и помощниками. Я не могу представить себе, что в моей мастерской в Москве убираются три моих ровесницы и подают гостям угощения. В Дели мне удалось познакомиться с Тунти Чаухан (прим. ред. основательница и директор Threshold Art Gallery в Дели, работала вместе Теребениными над выставкой «Индия. Отражения» в Москве). Меня пригласили на уютный ужин, который организовала Тунти. Галерея находится на первом этаже, а на втором или на третьем она живет сама. Вокруг летают попугаи, всё очень красиво, и радушные люди, всем интересно про тебя узнать.
Я глубоко изучаю фольклор и антропологию и всегда буду топить за то, что история нашего языка, сказок, этнография — это не клюква, не балалайка и не плохой синтетический сарафан. Это огромный, очень интересный пласт, который на какое-то время на территории contemporary art в России был позабыт. А индийские художники как раз идут по этому пути. Несмотря на то, что у них тоже много дигитального искусства и классно развита сфера 3D, они всё равно обращаются к коренному фольклору, к национальному орнаменту, работают с миниатюрой.
У Аниндиты Бхаттачарья потрясающие работы с современными сюжетами, основанные на крафтовом искусстве. У Аниша Капура Индия тоже считывается в цветности работ, например, но в меньшей степени.
Настя. Меня задела мысль по поводу неактивной культурной жизни, которую ты заметила в Дели по сравнению с Москвой, поэтому предлагаю свою трактовку.
Во-первых, в музеи не стоит ехать в мае, потому что это мёртвый культурный сезон. Все основные выставки и открытия начинаются после завершения сезона дождей, то есть в августе-октябре.
Во-вторых, если хотите смотреть классное современное искусство, то я бы советовала ехать не только в Дели, а в региональные центры. Именно там локализованы интересные художники, классные галереи. Дели — скорее туристический хаб и перевалочная площадка для того, чтобы искать что-то еще.
В-третьих, концепция музея для Индии, в принципе, нова. Музеи появились не так давно, поэтому индийцы не до конца разобрались в том, как они работают и как это применить к местной практике. У приезжающих за современным искусством будет такое ощущение, что ты попал в другую вселенную, и оно как-то здесь по-другому работает.
Но давай перейдем к самой интересной теме: к моменту, когда ты приезжаешь на север Индии и начинаешь жить в доме Рериха.
Ульяна. Я попала в долину, овеянную бесконечным количеством мифов. Потрясающий опыт жить в доме, которому больше 150 лет, и находиться среди вещей, принадлежавших когда-то известной семье, смотреть на священные экспонаты. Я не имела права садиться на определенное кресло, например, потому что на нем периодически восседает привидение одного из махатм (прим. ред. здесь - духовных учителей), с которым общалась Елена Рерих. Также я не могла подходить к одному таинственному уголку в доме, потому что в нем иногда появляется чаша Будды. В общем место, окутанное мистикой, волшебной природой и потрясающим воздухом. Каждый день к тебе в окно стучится обезьянка или четыре ворона. Местные жители приносят фрукты, угощают, разговаривают.
Я много пою, когда озвучиваю свои видео, и мне повезло, что я попала в долину Кулу, потому что здесь существует традиция музыкального гостевания. И я попала сюда в тот период, когда на улице бесконечно звучали песнопения и оркестры. Моим основным исследованием было бесконечное встраивание в толпу и чувствование коллективного музыкального тела.
Меня впечатлило интервью художницы Марии Фаворской, дочки Владимира Андреевича Фаворского (прим. ред. В.А.Фаворский - ректор ВХУТЕМАС в 1923-1926 гг.). Её спросили, чем современная Москва отличается от Москвы энного количества лет назад, и она сказала, что город перестал петь. В конце 60-х и в начале 70-х годов пела Марьина Роща, пели Сокольники, люди ходили с венками. Сейчас мы телесно существуем порознь, продолжением наших конечностей стали смартфоны, компьютеры, машины.
А в Индии общее “живое тело” до сих пор не потерялось. Если вы хотите его прочувствовать, если вам одиноко, то эта страна как раз для того, чтобы понять, что такое раствориться в общем потоке. Вы все время соединяетесь с толпой в музыкальных процессиях. Когда приезжаешь в Индию, то сначала дико от того, что в автобусе все тебя трогают, а под конец путешествия прикосновения становятся приятными. Ты начинаешь существовать в другой степени тактильности, это очень интересно.
Настя. Можешь провести интересные параллели Русским Севером и Индийским Севером?
Ульяна. Я выросла в Абрамцеве, где была создана одна из первых российских крестьянских мастерских и резиденция. Там же был выработан эклектичный художественный стиль, связанный с фольклором, ставший ловушкой, в которую попали много разнообразных архитектурных городских стилей - и костромской, и севера России. Я вдруг неожиданно обнаружила близнеца этого веяния в маленьких гималайских деревнях: очень похожие деревянные избушки и архаичная мебель.
В сети есть байка, что старорусский язык и санскрит имеют общие корни. Разговаривая со своими индийскими друзьями, не обнаружила, точных доказательств этому. Но во время моего первого путешествия в Индию, пятнадцать лет назад, мне бросилось в глаза то, что есть большое количество слов, которые я понимаю. Всё-таки языковое родство у нас есть, недаром русский язык относится к индоевропейской языковой семье и больше я в этом убедилась, когда начала изучать северных сказителей.
У мадам [Ольги Эрастовны] Озаровской, которая была правой рукой Менделеева и изучала северный фольклор, есть книжка «Пятиречие» о пяти великих реках, которые сливаются на российском Севере. Люди из пяти регионов собираются на бережку и пять дней рассказывают сказки. Возвращаясь к индийскому фольклору, вспоминаем про Пенджаб (прим. ред. название региона с языка урду переводится как «Пятиречье»), в Махабхарате тоже рассказывается о пяти великих реках.
У нас есть птицы сирин и алконост, которые можно встретить в каждом музее Индии, — огромная птица Гаруда, с крыльями, женского облика, это яркий образ, с которым я тоже работаю.
Один из известных индийских богов, бог грома — это Ильяна (прим. ред. скорее всего, имеется ввиду индуистский бог, более известный как Ила), а у нас есть [Пророк] Илья. Поскольку меня зовут Ульяна, людям часто слышалось «Ильяна» и все думали, что я громовержец, и мне нравилось. Хорошее имя!
Настя. Чем конкретно ты занималась в арт-резиденции? Как устроен день художника?
Ульяна. Я вставала очень рано, брала с собой две деревянные палки и шла в горы, было очень тяжело! Я не супер-спортивный человек, но нужно было выпасть из реальности и погрузиться в некий экзистенциальный кризис, хотелось заснуть в полном одиночестве наедине с водопадом в палатке.
У меня появлялись странные придорожные друзья: кого-то всегда встречала в состоянии хождения (незнакомые люди,молодые хозяева кафешек, йоги, возрастные музыканты, которые потом брали меня с собой в походы). Они ничего от меня не хотели, это были проводники, с которыми мы путешествовали по монастырям, гуляли.
Моей задачей было общаться, стараться чувствовать язык на звуковом плане. Мне очень нравится цитата Набокова из «Защиты Лужина», когда герой ходит по саду и очень много раз говорит слово «георгины», в какой-то момент смысл улетучивается из слова. Я хотела также проникнуть в язык и слушала предгималайский диалект огромное количество раз. Какие-то слова уже выучила, но мне было важно музыкальное ощущение языка.
А ещё был жесткий спорт — после плоского города, где мы привыкли ходить по твердому асфальту, вдруг попадаешь в места, где нет ни одной прямой дороги. Ты всё время карабкаешься вертикально, и начинает запускаться сердце. За счёт этого происходит раскрытие сознания, потому что сложная физическая тренировка открывает другие грани восприятия окружающего.
Настя. В одном из твоих интервью я читала про концепцию косизма, которая тесно связана со знакомой многим почитателем Индии концепцией космизма. Откуда вырос косизм и как он связан с космизмом?
Ульяна. Я думаю, что с косизмом в Индии нет проблем, потому что самая популярная прическа у женщин это огромная длинная коса, как и в России. Если мы обращаемся к североиндийской традиции, там и мужчины с косами ходят, очень красиво!
Вообще косизм — это шутка, и она выросла в результате моей первой выставки «Косая» в 2016 году. Я подумала, что космизм одно из самых популярных российских культурно-философских течений, которые вспоминают люди, живущие на Западе. Но российские космисты, Циолковский, Федоров, Чижевский — это мужчины. Я подумала, что нам нужно сделать ответочку и убрала букву «М» — слово «космизм» превратилось в «косизм», и вдруг вокруг этого стала разворачиваться забавная мифология.
Если мы не будем брать ритуальные вещи, связанные со свадьбой, со смертью девушки и рождением женщины, есть много коннотаций магии косы. Коса связана с цифрой три, в русском языке и в индийском (прим. ред. по всей видимости, имеется в виду один из местных диалектов) оно звучит одинаково, мне нравится: три — это три.
Настя. Зачем ты хотела бы вернуться в Индию?
Ульяна. Посетить Раджастан и посмотреть уличный театр. Лет пятнадцать назад я смотрела документальный фильм про него — «Эксцентрический частный театр Махараджи из Удайпура» Вернера Херцога, он меня до сих пор не отпускает.
Кстати, моя любовь к Индии проснулась после фильма «Latcho Drom» Тони Гатлифа. Режиссёр занимается цыганской культурой, и он снял художественно-документальный фильм о путешествии цыганства: весь путь от Индии до Северной Ирландии. В этом фильме не разговаривают, только поют, и там очень много танцев. В нём большая и яркая индийская часть, которая захватила меня полностью.
Никогда не была фанатом Болливуда, но сейчас забавно и интересно смотреть некоторые картины, может быть, как раз из-за музыки. Мне нравится понимать ментальность через общение с людьми. Это связано с музыкальностью или тактильностью, когда твое тело по-другому реагирует на речь. Слово «нет» в Индии может произноситься не так, как в России, «да» — это как будто бы «нет», «нет» — как будто бы «да». Ты всё время путаешься, и кажется, что люди слишком мягкие или ты их как-то не так понимаешь. А потом втягиваешься в общее движение, как в танец, и больше понимаешь пластику и менталитет людей.
Но это всегда происходит после общения. Невозможно изучать культуру, если у тебя внутри нее не появился друг. Стоит обязательно ехать и болтать больше.
Материал является краткой выжимкой из эфира-интервью. Познакомьтесь с полной версией на YouTube-канале Хинди Гуру.
